Чудо-ребенок Вилли ФЕРРЕРО

Подробности

Опубликовано 07.01.2012 21:40

Поздней осенью 1913 года из Италии в город на Неве прибыл чудо-ребенок – восьмилетний дирижер Вилли Ферреро.

Свой первый концерт в российской столице он дал в зале Дворянского собрания с симфоническим оркестром Мариинского театра. В программу выступления входили произведения Бетховена, Вагнера, Берлиоза. На следующий день в прессе поднялась настоящая буря. Разносчики газет и расклейщики афиш размахивали печатными листами и выкрикивали: «Вилли Ферреро, чудо-ребенок! Мальчик-капельмейстер из Италии! Оркестр подчиняется ему будто гипнотизеру!» Один восторженный журналист в статье за подписью «Наблюдательный очевидец» писал: «Почтенная публика сможет убедиться в исключительной гениальности этого обворожительного ребенка, побывав на его предстоящем концерте. Спешите, господа, ибо вскоре он отправится покорять и Первопрестольную». Другой корреспондент, назвавшийся «Неподкупным», в искреннем отчаянии сетовал, что «маленького капельмейстера, так мило встряхивающего пышными кудрями и притопывающего в такт музыке ножкой в лакированной туфельке, не в силах узреть весь Петербург – от мала до велика». По городу начала ходить легенда, будто бы сам государь, однажды повстречав Вилли Ферреро и потрепав мальчонку по головке, высочайше напутствовал юного гения. Но в этот восторженный хор вторгались и голоса скептиков. Ничего особенного, говорили они, петербуржцы видели и не такое! А кто-то из особо недоверчивых пустил слух, будто на самом деле оркестром управляет вовсе не Вилли, а невидимый для публики взрослый капельмейстер. Перед приездом Вилли Ферреро в Россию были сомнения и в музыкальных кругах. От имени маленького гастролера его импресарио обратился к композитору А. К. Глазунову с письменной просьбой разрешить продирижировать его Пятой симфонией. Тогдашний директор Петербургской консерватории ответил, что «охотно доверит свое сочинение только после того, как сам увидит на эстраде мальчика с дирижерской палочкой». А этот мальчик и знать не знал, что говорят о нем и вокруг него. Он делал свое дело – то, чего ждали от него и родители, и импресарио. На репетициях и концертах для Вилли выносили специальную подставку, выше той, на которой стоят взрослые дирижеры. Мальчик легко вспрыгивал на нее. Его хорошо видел весь оркестр. «Начинаем, господа!» – звонко выкрикивал Вилли, почти не коверкая русские слова, притоптывал ногой, встряхивал кудрями, вскидывал руки… Вот что писал известный критик В. Каратыгин: «Только взошел мальчик на эстраду – все в нем мгновенно преображается. Это превращение ребенка в артиста. Он ведет за собой оркестр Мариинского театра, властвует над ним, заставляет выполнять свои художественные намерения… Редко и взрослый бывает таким требовательным руководителем музыкантов, как этот мальчик. Управлял он оркестром уверенно и строго. На лице – сосредоточенность, движения рук точны, изящны и выразительны. А глаза, эти детские глаза, вдруг грозно – да, грозно! – блеснут в сторону оркестранта, допустившего еле уловимую ошибку, а для публики – и вовсе незаметную. Но вот оркестр окончил исполнение пьесы. Вилли опускает руки. Как горный обвал, обрушиваются аплодисменты. Мальчик поворачивается к публике. В его лице – радость и счастье. Рот растягивается в трогательной улыбке, на пухлых щечках возникают ямочки. «Он совсем еще ребенок!» – восхищаются в зале. – «Какой душка! Как он мил!» В оркестр летят цветы, охапки цветов. Не смолкают овации. Наконец, много раз низко поклонившись, юный гений уходит за портьеры… А в своем номере «Гранд-отеля Европа», что напротив Дворянского собрания, мальчик и слышать не хочет о музыке. Репортеры осаждают его, но безуспешно. Через переводчика Вилли просит сказать всем, кто караулит его в коридоре и пытается взять интервью, что хочет играть с лошадками. Его импресарио, да и родители – сеньор и сеньора Ферреро – зорко охраняют покой ребенка. Их ответ не оставляет надежд газетчикам: мальчику нужен отдых. Попробовали бы вы сами три часа подряд управлять оркестром, как это делает наш Вилли! А восьмилетний вундеркинд с удовольствием валяется на ковре, болтает ногами, перелистывает разбросанные всюду красочные альбомы, книжки, дергает за поводья игрушечных лошадок, раскладывает кубики с буквами на гранях, пытаясь составить какие-то слова. Но такое творчество мальчику явно не по плечу, ведь он едва умеет читать. И вот ему уже надоело это занятие. Он вскакивает, садится верхом на лошадь-качалку и начинает раскачиваться… Когда приходит время, родители отводят его в спальню. У этой истории была и оборотная сторона. В атмосфере шумихи и ажиотажа вокруг гениального мальчугана группа русских музыкантов выступила с протестом против эксплуатации детей, «которых с раннего детства педагоги и родители используют как рекламу себе и как средство наживы». В самый разгар гастролей Вилли русский пианист и дирижер, друг Рахманинова Александр Зилоти опубликовал «Отрытое письмо петербургской публике». Он призывал бойкотировать концерты Ферреро и начать всероссийскую подписку с тем, чтобы обеспечив мальчика материально, избавить его от необходимости концертировать и дать возможность учиться. Подобный случай уже был: в США меценаты помогли встать на ноги выдающемуся польскому пианисту Иосифу Гофману. Случилось так, что одновременно с призывом Зилоти газеты поместили бюллетень о состоянии здоровья Вилли: уже после первого же концерта в Петербурге 3 ноября мальчик простудился. Петербургская публика – как истинные ценители музыки, так и искатели сенсаций – дежурила возле отеля, ожидая сообщений о здоровье кумира. К счастью, он скоро поправился. Тем временем продолжение триумфальных гастролей Вилли Ферреро, приносивших родителям вундеркинда неплохие деньги, оказалось под угрозой. В Петербурге собралось совещание так называемого «Общества защиты детей от жестокого обращения». Как отмечали газеты, «совещание блистало звездами первой величины». Его участниками были композитор А. К. Глазунов, выдающийся педагог консерватории по классу скрипки А. С. Ауэр, академик В. М. Бехтерев и многие другие деятели просвещения, науки и культуры. Напомнив собравшимся случай с Иосифом Гофманом, А. И. Зилоти в своем выступлении сказал: «Усталость от игры на фортепиано, господа, ничто по сравнению с усталостью дирижера после концерта. Уж поверьте моему опыту». Академик Бехтерев поведал участникам совещания, как он наблюдал Вилли на репетиции при большом стечении публики и тотчас после дирижирования, в артистической комнате. Мальчик был «в приподнятом настроении, игрив, оживлен и разговорчив, во всем его поведении сквозило детство. Вместе с тем работа его на концертах не требует больших волевых усилий, это род психорефлекса, связанного с музыкальным чувством. Однако во время дирижирования, – продолжал Бехтерев, – у Вилли, создается известный подъем, и при этом музыкальные переживания на нем, несомненно, сказываются». Академик настаивал на «бережном отношении к ребенку». Выступление А. К. Глазунова изобиловало восторгами по поводу изумительных врожденных данных для дирижирования, которыми природа наградила Вилли. «Запретить ему выступать в качестве дирижера едва ли будет правильно, – утверждал композитор, – мальчик станет хиреть. Но, не бросая дирижирования, он должен понемногу учиться… Следует дать родителям совет, чтобы выступления их сына не были частыми и чтобы он не концетировал по вечерам». Совещание приняло обращение к итальянскому посольству в Петербурге, к иностранным обществам защиты детей и… к родителям Вилли. Получив это обращение, сеньор Ферреро пришел в бешенство. Ворвавшись в номер в отеле и размахивая газетой, он закричал: «Все пропало, гастроли Вилли заканчиваются… И вообще, зачем мы только отправились в Россию?!» Бедный мальчик изо всех сил старался успокоить отца, уговаривая его не расстраиваться. Ведь он, Вилли, ни за что не бросит дирижирование и работает он совсем не ради денег. Реакции сеньоры Ферреро, как, впрочем, и других подробностей этой семейной сцены, мы не знаем. Покинув Петербург, семья Ферреро недолго пробыла в Москве, а затем уехала из России. Миновали годы триумфа мальчика-дирижера и долгий период учения… В 1927 году Ферреро поступил в Венскую академию музыки, а после ее окончания поселился в Милане; здесь он выступал в театре «Ла Скала», отсюда выезжал на гастроли по всему миру. Любители музыки Европы и Америки снова встречаются с Вилли Ферреро – молодым, темпераментным, не утратившим природного дара, но развившим его и достигшим полной творческой зрелости. В 1936 году Вилли Ферреро приезжает в СССР, выступаетс гастролями в Москве, Ленинграде и Киеве. Многие побывавшие на его концертах в 1913 году – теперь уже люди в преклонных годах – вспоминали того пышнокудрого мальчика. Окончилась Вторая мировая война. Вилли Ферреро гастролирует по Италии с оркестром Римской академии Св. Цецилии – католической покровительницы музыки еще со времен Средневековья. А в начале 50-х годов итальянский дирижер снова в Ленинграде. Многих музыкантов города тогда приглашали на репетиции. Они могли познакомиться со своеобразной «черновой» подготовительной работой маэстро с оркестром. Один из музыкантов Кировского (теперь вновь Мариинского) театра вспоминал: «Репетировали «Болеро» Равеля, дирижер наспех прослушал манеры исполнения разных групп инструментов – скрипок, виолончелей, деревянных духовых – и, одобрив, отпустил оркестрантов; задержал только барабанщика и два часа отрабатывал с ним ритмическую канву произведения – самую главную и определяющую часть партитуры «Болеро»; а уж на концерте Вилли Ферреро показал себя, и весьма необычно: в его руке поначалу не было видно дирижерской палочки, постепенно, по мере нарастания мощи звучания, на основе безукоризненного ритма, палочка выдвигалась… из рукава фрака маэстро, и в финале, когда на слушателей обрушивается лавина завершающих аккордов, она сверкала в правой руке дирижера уже на всю длину…» Вернувшись в Италию, на вершине своей славы, Вилли Ферреро продолжал выступать. К сожалению, недолго: 24 марта 1954 года Вилли Ферреро скончался в Риме. Ему было всего 48 лет.

[url]http://www.vmdaily.ru/article/15645.html[/url]